Юлия Друнина Болдинская осень

Вздыхает ветер. Штрихует степи Осенний дождик — он льет три дня… Седой, нахохленный, мудрый стрепет Глядит на всадника и коня. А мокрый всадник, коня пришпоря, Летит наметом по целине. И вот усадьба, и вот подворье, И тень, метнувшаяся в окне. Коня — в конюшню, а сам — к бумаге. Письмо невесте, письмо в Москву: «Вы зря разгневались, милый ангел,- Я здесь как узник в тюрьме живу. Без вас мне тучи весь мир закрыли, И каждый день безнадежно сер. Целую кончики ваших крыльев (Как даме сердца писал Вольтер). А под окном, словно верный витязь, Стоит на страже крепыш дубок… Так одиноко! Вы не сердитесь: Когда бы мог — был у ваших ног! Но путь закрыт госпожой Холерой… Бешусь, тоскую, схожу с ума. А небо серо, на сердце серо, Бред карантина — тюрьма, тюрьма...» Перо гусиное он отбросил, Припал лицом к холодку стекла… О злая Болдинская осень! Какою доброю ты была — Так много Вечности подарила, Так много русской земле дала!.. Густеют сумерки, как чернила, Сгребает листья ветров метла. С благоговеньем смотрю на степи, Где он на мокром коне скакал. И снова дождик, и снова стрепет — Седой, все помнящий аксакал.