Огюст Барбье Смех

Мы потеряли все — все, даже смех беспечный, Рожденный радостью и теплотой сердечной, Тот заразительный, тот предков смех шальной, Что лился из души кипучею волной Без черной зависти, без желчи и без боли, — Он, этот смех, ушел и не вернется боле! Он за столом шумел все ночи напролет, Теперь он одряхлел, бормочет — не поет, И лоб изрезали болезненные складки. И рот его иссох, как будто в лихорадке! Прощай, вино, любовь, и песни без забот, И ты, от хохота трясущийся живот! Нет шутника того, чей голос был так звонок, Который песни мог горланить в честь девчонок; Нет хлестких выкриков за жирной отбивной, Нет поцелуев, нет и пляски удалой, Нет даже пуговок, сорвавшихся с жилета, Зато наглец в чести, дождался он расцвета! Тут желчи океан и мерзость на виду, Тут скрежет слышится зубовный, как в аду. И хамство чванится гнуснейшим безобразьем, Затаптывая в грязь того, кто брошен наземь!

О добрый старый смех, каким ты шел путем, Чтоб к нам прийти с таким наморщенным челом! О взрывы хохота, вы, как громов раскаты, Средь стен разрушенных звучали нам когда-то, Сквозь золотую рожь, сквозь баррикадный дым Вы отбивали такт отрядам боевым, И славный отзвук ваш услышать довелось нам, Когда со свистом нож по шеям венценосным Скользил… И в скрипе тех тележек, что, ворча, Влачили королей к корзинке палача… Да, смех, ты был для нас заветом и примером, Что нам оставлен был язвительным Вольтером! А здесь мартышкин смех, мартышки, что глядит, Как молот пагубный все рушит и дробит, И с той поры Париж от хохота трясется! Все разрушается, ничто не создается!

Беда у нас тому, кто честным был рожден И дарованием высоким награжден! Стократ беда тому, чья муза с дивным рвеньем Подарит своего любимца вдохновеньем, И тут же, отрешась от низменных забот, Туда, за грань небес, направит он полет, — Смешок уж тут как тут, весь злобою пропитан, Он сам туда не вхож, но с завистью глядит он На тех, кто рвется ввысь, и свой гнилой плевок На райские врата наложит, как замок; И муза светлая, что, напрягая силы, Навстречу ринулась к могучему светилу, Чтоб в упоительном порыве и мечте Спеть вдохновенный гимн нетленной красоте, Теперь унижена, с тоскою и позором, С понурой головой и потускневшим взором Летит обратно вниз, в помойку наших дней, В трущобы пошлости, которых нет гнусней И там кончает век, рыдая от бессилья И волоча в грязи надорванные крылья.